Протоиерей Олег Врона, настоятель Никольской церкви в Таллине, рассказывает о христианском подходе к терпению, о благости этой добродетели, свидетельствующей о нашем доверии к Христу. Живя в молодости в Пюхтицкой Успенской обители, батюшка смог воочию убедиться в возможности приобретения этого качества и его неизменной благотворности для нас самих. Вот пример.
Невежда и подселенцы
Во второй раз в Пюхтицкую обитель я приехал в марте 1978 года, но уже не как паломник, а с целью подготовиться к рукоположению.
Меня поселили в знакомой и полюбившейся мне гостинице «на горке» в довольно аскетичной полуподвальной келье для паломников, где было мне совсем не скучно, поскольку в келью что ни день подселяли кого-нибудь из паломников. Порой среди моих подселенцев попадались бывалые паломники, многие из которых выглядели, как монахи: с нестрижеными бородами и с пучком длинных волос, стянутых резинкой на затылке. Они рассказывали складные истории о монастырской жизни тех немногих монастырей, которые чудом избежали печальной участи разоренных и закрытых обителей, щеголяя передо мной, почти полным невеждой в этой области, знанием имен монастырских игуменов, схимников и диковинных прозорливых старцев.
Часто эти разговоры заканчивались далеко за полночь, а это означало, что утром мне неминуемо предстояла борьба с искушением позволить себе проспать как минимум полунощницу. Всеми силами я старался не просыпать службы, и, кажется, мне это удавалось, ведь по моему отношению к церковной службе составлялось мнение у монастырского духовенства, сестер и у самой игумении о степени моей подготовленности или, если хотите, годности к рукоположению.
Две добрые противоположности
Подготовка же состояла в следующем: с утра – полунощница, Литургия, потом общие послушания, а вечером – вечерня и утреня. И так изо дня в день. Благо, в Питере, когда я пел в Шуваловской церкви, один певчий подарил мне старенький, дореволюционного издания Часослов, и я в домашних условиях научился довольно бегло читать по-церковнославянски, что мне очень помогло в обители. Мне стали поручать читать девятый час, потом предначинательный псалом и далее по порядку: шестопсалмие, кафизмы и канон. Полунощницу сестры всегда читали сами, а в мои обязанности входило чтение часов и Апостола. Словом, ради приобретения необходимых навыков мне давали читать все или почти все, что входит в обязанности каждого псаломщика, будь то в монастыре или на приходе.
Перед каждой службой надо было прибежать в храм пораньше, чтобы узнать у уставщицы, кому служим и какую службу: бденную, полиелейную или рядовую, и, соответственно, получить распоряжение, кому и сколько читать тропарей в каноне, разобраться с чтением тропарей и кондаков на часах. Уставщиц было две: монахиня Серафима и монахиня Ангелина. Обеим было чуть больше пятидесяти. Воспринимались они мной как две противоположности, но противоположности очень добрые. Мать Ангелина – общительная, улыбчивая и прямая в своих суждениях: когда объясняла что-то по службе, то говорила с тобой не как с учеником, а как с таким же, как она, уставщиком, который просто слегка подзабыл Устав, и ему надо было только кое-что напомнить.
Мать Серафима – напротив: вся в себе, немногословная, говорила ровным тихим голосом, не располагая своего слушателя отвлечься на что-то иное, кроме того предмета, о котором шла речь. В зеркале ее души – больших серых глазах – отражалась отрешенность от всего земного и погруженность в молитву.
Тяжелый выбор
"Как поступить, чтобы исполнить дочерний долг и остаться в монастыре?"
С воспоминанием о матери Серафиме у меня неразрывно связана одна история, которую я услышал в те дни от сестер обители и которая меня тогда очень тронула. Сестры рассказали следующее. Когда мать Серафима в молодые годы поступила в Пюхтицкий монастырь, то в миру у нее кроме родной матери никого не осталось. Пока и мать, и дочь были молоды, то больших опасений за дальнейшую судьбу матери не возникало. Но годы пролетели гораздо быстрей, чем сулила молодость, и в итоге мать Серафима оказалась лицом к лицу перед большим и трудно разрешимым жизненным вопросом: как поступить, чтобы исполнить дочерний долг и при этом остаться в монастыре. Любому человеку понятно, что в такой ситуации выход напрашивается один: оставить монастырь и ухаживать за престарелой и больной матерью.
Тут за примерами далеко, как говорится, ходить не надо. В Таллине я знал одну такую инокиню, которая вынуждена была оставить Пюхтицкую обитель из-за того, что она должна была ухаживать одновременно за отцом и старшим братом, которые после раскулачивания в Печорах их семьи и ссылки в Сибирь вернулись оттуда совершенно больными. Когда эта инокиня по прошествии многих лет похоронила и отца, и брата, то и сама состарилась, а вдобавок еще приобрела тяжелую хроническую форму панкреатита – и в монастырь уже не вернулась. Может быть, ее даже и взяли бы обратно в монастырь, но она не могла себе позволить стать для сестер обузой. Сколько смирения в этом решении, согласитесь! Не настаивать на своем во что бы то ни стало, а подчиниться воле Бога – это очень ценное приобретение для христианина. К счастью, у инокини этой в Таллине еще оставалась младшая сестра со своей семьей, так что о ней самой было кому позаботиться, но то, что она всегда скучала по родной обители, было видно, да и слышал я от нее об этом не раз.
Был ли еще какой-то достойный выход из этого положения для матери Серафимы? Да, он был. Этим выходом могло бы стать поступление в монастырь самой матери, но игумения Пюхтицкой обители никак не давала на это согласия. И матушку понять было можно. В послевоенные годы монастырь жил очень бедно. От монахини Валерии, келейницы игумении Варвары, я слышал, что зимой в эти годы даже дров купить в обители было не на что и сестры вынуждены были собирать в лесу хворост. К тому же престарелых сестер в обители было много, и недоставало сил, чтобы обеспечить достойный уход за ними. Не хватало рук и на скотном дворе, не говоря уже о покосе – самом трудном для многих сестер монастырском послушании. И, взяв в монастырь одну престарелую родственницу кого-то из монастырских сестер, нельзя будет отказать в подобной ситуации и другим сестрам.
Печаль по Бозе и «случайная встреча» с епископом
"Владыка вдруг явственно услышал горький плач, который доносился откуда-то из леса"
Раз за разом, то есть в каждый свой приезд в обитель получая отказ игумении о принятии в монастырь, мать матери Серафимы уходила к Святому источнику – месту явления Пресвятой Богородицы, где, уединившись в лесу, предавалась слезной молитве, изливая перед Богоматерью свою материнскую скорбь.
Однажды, в очередной свой приезд в обитель, как и прежде, пошла она к Святому источнику, чтобы в очередной раз излить свою печаль Пресвятой Богородице. А в этот день – не раньше, заметьте, и не позже – епископ, управлявший в то время Эстонской Православной Церковью, приехал в Пюхтицкую обитель и отправился, по своему обычаю, перед вечерней службой прогуляться к источнику.
Немного не дойдя до цели своей прогулки, владыка вдруг явственно услышал горький плач, который доносился откуда-то из леса. Владыка пошел по направлению плача и через несколько минут увидел пожилую женщину, которая, погрузившись в свою скорбь, не услышала шагов епископа. Владыка заговорил с ней. Узнав от пожилой незнакомки причину ее рыданий, он был глубоко тронут горем женщины и твердо пообещал ей помочь.
Бабушка-монахиня
"Постригаемой и была мать матери Серафимы!"
В этот же день после вечерней службы епископ объявил изумленным игумении и сестрам, что завтра в обители состоится постриг. Все остававшееся время до пострига сестры взволнованно спрашивали друг у друга, кого намерен постричь владыка, но ответа не находили. Каково же было удивление сестер, когда во время пострига они узнали в постригаемой мать матери Серафимы. Многие сестры плакали при этом, радуясь и за мать, и за дочь. А как чувствовала себя при этом матушка игумения? Надо думать, что и она радовалась такому исходу, потому что владыка, взяв на себя ответственность за дальнейшую судьбу матери и дочери, успокоил совесть игумении Ангелины, вынужденной до той поры под давлением обстоятельств причинять скорбь монахине Серафиме и ее матери.
Дай Богу время разобраться с тобой
Не чудо ли это? Конечно, чудо. И оно всегда-всегда случается вовремя. Надо только немного подождать. Наша поспешность, как очень часто оказывается, просто мешает Богу устроить нашу жизнь лучшим для нас же образом. «Как велика милость Его, так велико и обличение Его. Он судит человека по делам его. Не убежит от Него грешник с хищением, и терпение благочестивого не останется тщетным» (Сир. 16: 13–14), – читаем в Книге Иисуса, сына Сирахова. Вспомним и простые слова Господа: «Терпением вашим стяжите души ваша» (Лк. 21: 19). Слова, казалось бы, простые, но – как трудно их исполнить! Слава Богу, однажды я увидел, что они исполняются.
Протоиерей Олег Врона Подготовил Петр Давыдов По материалам сайта Православие.ru
