115 лет лишения свободы. За что?

115 лет лишения свободы. За что?
115 лет лишения свободы. За что?
Фото: kirovpravda.ru

Это было в конце 1948 года. Вначале шёпотом, а потом всё громче стали говорить: «В редакции «Кировской правды» раскрыта группа врагов народа», «Разгромлена «крестьянская партия», «Газетчики создали террористическую группу и собирались убить Сталина и других членов правительства…»

Слухов, вымыслов, сплетен ходило очень много. Не было ошибки только в одном: действительно арестованы семь работников редакции. Потом их судили, и пробыли они в тюрьмах и лагерях по пять с половиной лет.

В чём их вина? Кто они? Как велось следствие? Эти и другие вопросы долго мучили меня. Ведь моя жизнь многие годы была связана с «Кировской правдой», и я хорошо знал каждого из этой семёрки.

Перестройка и гласность позволили найти ответы, узнать пусть не всю, но правду тех дней.

Пьянка привела к трагедии

…Вечером 4 октября изрядно выпивший литсотрудник газеты Борис Косарев ввалился в общежитие редакции. Начал шуметь, сквернословить, махать руками. Бузотёра выставили на улицу и отправили в медвытрезвитель. Обидевшись, Косарев крикнул:
– Вы ещё меня попомните, вы ещё меня узнаете…

На другой день Косарев явился в органы госбезопасности и заявил, что в редакции ведутся антисоветские разговоры, есть высказывания о покушении на жизнь Сталина. (Через пять лет Косарев от этого показания откажется и заявит, что его донос был «плодом возбуждённой психики на почве систематической пьянки, что, подав однажды клеветническое заявление, он увяз во лжи).

Трагедия началась с того, что 11 ноября были арестованы А. Кодачигов и П. Кулябин, 27 ноября – В. Самоделкин, А. Сметанин и Б. Никулин, в декабре – А. Лекомцев и Г. Шипулин. Это был настоящий разгром редакционного коллектива.

Я тогда учился в Горьковской партийной школе. Было очень тяжело узнавать об арестах в родном коллективе. Душа протестовала и возмущалась. Однако что я мог сделать, находясь в Горьком, не зная подробностей и точных фактов?

А вот Василий Фёдорович Лимонов, заместитель редактора, который тоже учился на курсах в Москве, действовал активнее. Пошёл в Центральный Комитет партии и решительно заявил:
– В виновность работников редакции не верю, прошу вмешательства.

В Киров приезжал работник ЦК, но безрезультатно…
– Аресты санкционированы секретарем ЦК Маленковым, – так позднее было заявлено Василию Фёдоровичу.

Несколько слов о Косареве. Этот молодой человек, бойко писавший стихи и газетные заметки, был принят в редакцию литсотрудником. Вспыльчивый, заносчивый, большой любитель спиртного. Из редакции вскоре был уволен, уехал в Коми АССР, где окончательно спился.

А теперь о тех семерых сотрудниках, которые были арестованы. С Александром Лекомцевым я работал в редакции с 1944 года. Он заведовал отделом партийной жизни, я – промышленным. Не раз он избирался секретарём партбюро. Человек серьёзный, принципиальный, трезвый. Статьи, написанные Лекомцевым, отличались правдивостью и глубоким анализом.

Афанасий Кодачигов, будучи зав. отделом лесной промышленности, а позднее собственным корреспондентом в Мурашах и Зуевке, больше тяготел к литературному творчеству. Был автором трёх очерков в книге о передовиках производства.

Пётр Кулябин запомнился добросовестной работой в «Блокноте агитатора» и в комитете радиовещания. Это был настоящий газетный трудяга, исколесивший всю область, как говорят, вдоль и поперёк.

Из районных газет Нагорска, Уржума, Шаранги пришли в «Кировскую правду» Василий Самоделкин , Алексей Сметанин, Геннадий Шипулин. Они имели новенькие дипломы об окончании факультета журналистики Горьковской высшей партийной школы (ВПШ). Я с ними тоже хорошо знаком, вместе учились в 1947 году в ВПШ. Они – на втором, выпускном, курсе, а я – на первом. В сентябре 1948 года после учёбы их направили работать в «Кировскую правду».

Борис Никулин тоже только что был принят в редакционный коллектив, имел опыт газетной работы в Перми и Кунгуре.

Шестеро (кроме Лекомцева) – участники Великой Отечественной войны, имели офицерские звания, государственные награды.

В чём их обвиняли?

Цитирую строки их обвинительного заключения: «Будучи враждебно настроенные к Советской власти и ВКП(б), в целях активной борьбы против политики партии и правительства в 1948 году создали антисоветскую группу «правых» и являлись её участниками».

Арестованные категорически отрицали предъявленные обвинения. Вся их вина состояла в том, что они в разговорах между собой «высказывали критические замечания о плохой материальной жизни колхозников и работников лесной промышленности». Они часто бывали в колхозах, видели, как в деревнях бедствуют многодетные семьи, как полуголодные ребятишки в лаптях ходят в школу, как сотни и сотни крестьян покидают родные края и уходят в города в поисках лучшей жизни. Всё это не раз было предметом раздумий и разговоров в редакционных коридорах и кабинетах. И вот эти разговоры, эта правда деревенской жизни стали главной причиной для того, чтобы следственные органы управления МГБ сделали вывод: ведётся клеветническая агитация на советскую действительность, на политику партии. Всё это подводилось под 10-й и 11-й пункты известной 58-й статьи Уголовного кодекса.

Чтобы «доказать» предъявленные обвинения и добиться от них признания вины, арестованных в ходе следствия поставили на «конвейер». Беспрерывно днём и ночью, несколько суток и недель подряд шли допросы. Менялись только следователи и охранники.

Вот как пишет об этой изнуряющей и издевательской процедуре В. Самоделкин: «Это была грубая и унизительная форма допроса. Особенно ночью, при многократных выводах из камеры, когда парализуется деятельность организма, другим становится мышление, ослабляются силы. Человек становится безразличным ко всему. Он готов всё подписать, на всё согласиться, лишь бы был покой и сон. А тут ещё обман, запугивание…»

«Конвейер» сделал своё грязное дело. Необходимые следствию бумаги оказались подписаны всеми арестованными. Нашлись и «свидетельские показания».

Сорок лет беспрерывно работала в редакции стенографистка и пом. редактора З.В. Крычкова. Она вспоминает:

– В мае 1954 года меня и сотрудницу издательства М.Н. Олькову пригласили в управление МГБ и спросили: «Вы    подтверждаете свои свидетельские показания от 1948 года об антисоветских разговорах Кодачигова, Кулябина и других работников редакции?» Я ответила: «Никогда и никому никаких свидетельских показаний я не давала». Тогда мне предъявляют напечатанный на машинке текст и спрашивают: «Это ваша подпись?» Присмотрелась: подпись похожа на мою. Но я твёрдо помню – никому и никогда показаний не давала и ничего подобного не подписывала. Это была явная подделка.

Сфабрикованными оказались и «свидетельские показания» от М.Н. Ольковой.

Словом, белыми нитками было штопано уголовное дело «редакционной семёрки».

Когда сейчас юристы просматривают пожелтевшие следственные документы, они удивлённо качают головами и разводят руками: нет никаких фактов ни по группе «правых», ни по «террористическим намерениям», ни по «крестьянской партии». Там ничего не говорится, кто входил в эти группировки, где они собирались, кто был руководителем, какова их программа. В «деле» не называется ни одной заметки, ни одной статьи, где бы упоминалось, что группа «правых» использовала газетные страницы в целях антисоветской пропаганды. Конечно же, у «террористов» не нашли ни оружия, ни патронов, ни взрывчатки.

Как такое могло случиться?

Я вижу две причины. Во-первых, в УМГБ по Кировской области орудовала кучка наглецов, которая в угоду Берии, пренебрегая здравым смыслом и законностью, творила своё грязное дело. Во главе стоял начальник управления, полковник Кожевников, человек самолюбивый, капризный, мстительный, нечистоплотный в личном поведении.

Кожевников знал, что Центральный Комитет ведёт проверку работы областной партийной организации и в ноябре должен состояться отчёт обкома на заседании Политбюро. Именно к этому событию (и только так) в УМГБ готовили «сюрприз». Кожевников стремился любой ценой в глазах центральных органов быть выше областных руководителей, поставить их на колени «за потерю бдительности».

Во-вторых. Нерешительная, беспринципная позиция обкома партии к судьбе журналистов. Вот что мне рассказал по этому поводу Н.С. Лузянин, бывший в то время секретарём и членом бюро обкома партии:

– Арест работников редакции вызвал у членов бюро большое беспокойство. Трое из арестованных только что окончили партийную школу, и мы их направили на работу в «Кировскую правду». Хорошо знали и других. Никак не верилось, что это были враги народа, что они способны вести враждебную пропаганду. Бюро поручило первому секретарю И.Т. Быкову лично встретиться с арестованными, убедиться в их виновности или невиновности. Иван Тимофеевич приезжал в МГБ. Полковник Кожевников и его следователи разложили перед Быковым личные «признания» арестованных, «показания» свидетелей и убедили, что всё делается на законных основаниях. Так Быков сказал и на бюро.

Это разъяснение мне показалось неубедительным, ведь встречи-то с арестованными не было. Я решил лично побывать в МГБ. В присутствии Кожевникова и ещё двух его следователей привели кого-то из арестованных (сейчас фамилию не помню). Задаю вопрос: в чём он виноват? Как сюда попал? Он смотрит только на следователей, говорит одно и то же: «Я всё написал, я всё подписал». Попросил, чтобы мне дали возможность поговорить один на один. Не разрешили.

Обвинительное заключение было составлено в марте. Казалось, что оно должно быть рассмотрено областной прокуратурой и направлено в областной суд. Но Кожевников и его команда боялись открытого суда, широкой огласки. Дело направили в прокуратуру войск МВД Уральского военного округа. Потом переслали в военный трибунал, но и он почему-то отказался его рассматривать. И только 3 сентября 1949 года дело было рассмотрено в Москве так называемым особым совещанием при МГБ СССР. На нём не было ни прокурора, ни защитников, ни свидетелей и даже обвиняемых. Так, заочно, без личного присутствия арестованных, по липовому следствию решилась судьба семи человек. Приговор гласил: учитывая высказывания «террористических настроений», Кодачигова, Кулябина и Лекомцева осудить по статье 58 пункт 8, 10 и 11 на 25 лет лишения свободы каждого. Остальным на основании статьи 58 п. 10, 11 – по 10 лет.

После приговора

– А мы готовились к суду, – вспоминает В.И. Самоделкин, – хотели рассказать правду о следствии, о «конвейере», надеялись, что суд разберётся…

Суровая кара легла тяжёлым камнем не только на осуждённых, но и на судьбы родных и близких людей. Жёнам осуждённых с издёвкой было сказано: «Подавайте в суд, на развод. Не быть же вам всю жизнь жёнами врагов народа».

Когда я собирал факты, читал судебные материалы, решил встретиться с родственниками осуждённых. Нина Никаноровна, жена Лекомцева, с горечью произнесла:
– Не буду ничего говорить. И сейчас очень тяжело. Никто не знает, сколько пролито слёз…

О трагической судьбе А. Кодачигова написала мне его сестра Евгения Николаевна, проживающая в городе Халтурине (Орлове – Ред.):

«Мы никогда не верили, что Афанасий, мой брат, офицер Красной Армии, может стать врагом народа. Когда брат был посажен, его старший сын Юра с золотой медалью заканчивал среднюю школу. На пятёрки сдал экзамены в МГУ, но учиться «сыну врага народа» не пришлось. Вместо учёбы предложили ехать на строительство Норильска. Туда к сыну уехала и его мать – жена А. Кодачигова. Вскоре она там умерла. Наш брат Анатолий работал в те годы редактором райгазеты «Халтуринская правда». Его сняли с работы как родственника «врага народа». По этой же причине хотели уволить и меня с должности рядового библиотекаря. Афанасий после освобождения из воркутинских лагерей приехал с открытой формой туберкулёза. Прожил всего четыре года и умер в возрасте 49 лет».
Нелегко пережили горе и в других семьях.

Когда проходили аресты и следствие, редактором «Кировской правды» был Л.И. Бехтерев. В эти тревожные дни Леонид Иванович лежал в больнице с резким обострением язвы желудка. Весть об аресте в редакционном коллективе надолго приковала его к больничной койке. Даже из отрывочных разговоров он понял, что следствие идёт по ложному пути, его чутьё военного контрразведчика (всю Великую Отечественную войну Бехтерев провёл в органах СМЕРШ) подсказывало, что окружение полковника Кожевникова делает явную «липу».

Ещё одна жертва – редактор

После болезни Бехтерев резко ставит этот вопрос перед первым секретарём обкома Быковым, но поддержки не находит. Поверили ложным бумагам, собранным в ходе следствия. Бехтерева сняли с работы, объявили строгий выговор «за политическую беспечность, за нарушение принципа большевистского подбора кадров, благодаря чему в редакции долгое время орудовали «враждебные элементы». Он был направлен в Вятские Поляны редактировать районную газету.

Но Бехтерев ни на минуту не сомневался, был твёрдо убеждён в невиновности своих товарищей, прозорливо видел грубый просчёт следствия. Вместе с работником секретариата редакции, в прошлом служившим в органах госбезопасности В.Ф. Симсоном, Леонид Иванович написал ряд аргументированных писем в высшие судебные органы с просьбой пересмотреть дело, отменить приговор. И только после смерти Сталина, а также после неоднократных личных заявлений осуждённых 16 января 1954 г. военная коллегия Верховного суда СССР направила дело на дополнительное расследование.

7 мая 1955 г. управлением МГБ по Кировской области дело было прекращено и все осуждённые реабилитированы.

Какова же их дальнейшая судьба? А. Лекомцев, А. Сметанин и А. Кодачигов вернулись в «Кировскую правду». Но это уже были не те, непоседливые, острые на язык и перо газетчики. Пятилетие пребывания в заключении наложило на их психику тяжёлый отпечаток.

Когда А. Кодачигова посылали собкором в Зуевку, он прямо заявил:
– Критику писать не буду, хватит, натерпелся…

С творческой работы А. Сметанин перешёл на административную должность в издательство «Кировская правда». В. Самоделкин пошёл учительствовать, П. Кулябин стал радиожурналистом. Он говорил:

– Подальше от критики. За положительные информации и репортажи никто судить не будет.

Г. Шипулин уехал в Горьковскую область, Б. Никулин, имея первую группу инвалидности, много сил потратил на создание словаря «Вятские говоры». Им собрано более 20 тысяч слов.

Л.И. Бехтерев проявил большое упорство и настойчивость в привлечении к ответственности виновников грубого произвола и нарушения законности. По его настоянию в Киров из Москвы приезжала специальная комиссия. В материалах областной прокуратуры читаем:

«Установлено, что бывший начальник УКГБ полковник Кожевников, начальник следственного отдела Мамаев и следователь Мальцев заставляли арестованных и свидетелей подписывать сфальсифицированные ими протоколы следственных действий, допросы иногда вели в ночное время, лишали арестованных нормального сна, оказывали на них резкое психологическое давление, допускали угрозы, грубости в обращении..
За указанные нарушения требований УПК РСФСР и дискредитацию госбезопасности Мамаев и Мальцев были уволены со службы».
Получили строгие наказания и другие следственные работники.

А Кожевников? Он заранее почуял, что «дело пахнет керосином», подал в отставку, получил пенсию и уехал на постоянное место жительства в Подмосковье. Но Бехтерев и Симсон его нашли. Кожевников был вызван в комитет партийного контроля при ЦК ВКП(б) и исключён из партии, лишён воинского звания.
Мне это наказание кажется мягковатым. Надо было его судить!

* * *
После моих публикаций о репрессиях над невинными кировскими журналистами я получил много писем. В одном из них уроженец Нагорского района, участник Великой Отечественной войны, доктор технических наук Е. Тюфтин из Москвы писал: «Я хорошо знал Василия Ивановича Самоделкина. В 1934 году он учительствовал в Нагорском районе и пользовался большим авторитетом у земляков.

В 1947 году, когда В.И. Самоделкин учился в Горьковской партшколе, а я в институте, он приезжал специально в Москву на демонстрацию, чтобы пройти по Красной площади в студенческой колонне и посмотреть живого «вождя народов», ощутить праздничное ликование трудящихся. Талантливый учитель, он не смог бы быть врагом народа даже под дулом пистолета».

Откликнулся и живущий в Ставрополе Л.И. Бехтерев. Он написал:
«Раны, нанесённые бериевскими прислужниками в 1948–1954 годах, не заживают. Теперь наши друзья реабилитированы не только по закону, но и публично. Спасибо тебе за труд и поиски документальных материалов. Конечно, написать о тех годах можно и больше, и полнее, многие факты произвола ещё не освещены. Можно также назвать имена людей, которые до сих пор не получили должного наказания за «липовое» следствие и «липовые» свидетельские показания…»

И ещё была встреча с Василием Ивановичем Самоделкиным. Помню его слова:
«Пять лет я незаконно был лишён свободы. Как вспомню тюремные застенки, колючую проволоку карагандинского лагеря, становится жутко. Из тех семерых только мы с Борисом Никулиным, потерявшим зрение, остались в живых. Пятеро умерли, не дожив до пенсионного возраста… Но в конце концов правда восторжествовала, разум победил. Хорошо бы этот разум больше никогда не терять!».

Леонид МОКЕРОВ
___
Леонид Александрович Мокеров (1918–1992) – журналист, заслуженный работник культуры РФ. Работал в газетах «Кировский водник», «Комсомольское племя», «Кировская правда». В последние годы был начальником областного управления по печати. Статья написана в 1990 году.

Николай Тимохин
 
По теме
В Кировской области раскрыта серия краж из церквей в Яранском и Кикнурском районах - ГТРК Вятка В регионе раскрыта серия краж из церквей, часовни и церковной лавки. Сразу в нескольких районах на имущество религиозных организаций посягнул ранее судимый уроженец Пермского края.
ГТРК Вятка
oVYUQzfq4mEasfsffs - Технологический техникум Вчера состоялась экскурсия в Яранскую центральную районную больницу студентов 1 курса специальности «Сестринское дело» Яранского технологического техникума.
Технологический техникум
 Литературный час «Книга выбирает друзей» - Слободская ЦБС 28 марта в  Салтыковской библиотеке   для детей начальных классов был проведен литературный час «Книга выбирает друзей», посвященный Международному дню детской книги.
Слободская ЦБС